Война, как социальное явление, очень сложный и многогранный процесс. Доскональное изучение и адекватное описание таких явлений требует большого количества времени. И чем больше будет проходить времени с момента окончания Великой Отечественной войны, тем полнее и точнее мы сможем выявить причинно-следственные связи событий, и их последствия, понять внутреннюю логику развития процессов, целостнее представить происходившие события.
Данная работа посвящена двум аспектам – представлениям немецких военных о том, как они будут воевать с Советским Союзом в 1941 году и тому, как они оценили Восточную кампанию 1941 года.
Операция «Барбаросса»: планы
При подготовке нападения на Советский Союз перед Гитлером и перед немецким верховным командованием стоял вопрос об оценке военно-промышленного потенциала Советской России и в частности боевой мощи и боеспособности Красной Армии. Основным поставщиком такой информации были военная разведка – абвер и 6-е управление РСХА. В своей работе эти структуры во многом дублировали друг друга, но поставляемая ими политическому и военному руководству рейха информация зачастую была противоречива[1]. Мало того, военным, ответственным за планирование боевых действий, было тяжело правильно оценивать всю поступающую к ним информацию. «Если материал противоречил их основному замыслу, они просто не принимали его во внимание. Что же до главного командования, то с ним дело обстояло еще хуже. До конца 1944 г. Гитлер отказывался использовать нежелательную информацию, даже если она подтверждалась фактами»[2].
В итоге немецкий генеральный штаб уверовал в превосходство немецких войск над Красной Армией, как в количественном отношении, так и в техническом их оснащении и, в особенности в плане военного руководства. На основании чего пришел к выводу, что пока Красная Армия будет только готовиться к боевым действиям, вермахт нанесет ей внезапный сокрушительный удар, и будет громить РККА на советской же территории. Это позволило бы Германии завершить войну с Советским Союзом в течение двух с половиной месяцев[3], в крайнем случае, до 25 декабря 1941 г.[4] Такой расчет основывался на том, что в боевых действиях вермахтом в большом количестве будут использованы моторизованные части. Поэтому Гитлер полагал, что никакие неудачи при проведении операции «Барбаросса» недопустимы и германская армия с самого начала одержит успех[5].
Кейтель утверждал, что действия, запланированные Гитлером, будут настолько стремительными и мощными, что советская система, как бы она ни была прочна, не устоит[6]. В целом же немецкое руководство считало, что Красная Армия не способна провести масштабную операцию против Германии[7]. А в случае нападения Германии на СССР Красная Армия будет отступать в глубь страны, стремясь затянуть войну, чтобы выиграть время и провести мобилизацию[8]. Чтобы этого не допустить Гитлер планировал уничтожить Красную Армию еще в Приграничном сражении.
Планом «Барбаросса» предусматривался разгром Советской России в одной быстротечной военной кампании. Операцию предполагалось провести таким образом, «чтобы уничтожить находящуюся в Западной России массу русских войск путем быстрейшего продвижения вперед ударных танковых групп и помешать отходу боеспособных войск в просторы территории…
Первым намерением ОКХ в рамках поставленной задачи является взламывание фронта, удерживаемого находящимися в Белоруссии основными силами русской армии, путем быстрого и глубокого вклинения мощных подвижных соединений к северу и югу от Припятьских болот и использование этого вклинения для уничтожения разобщенных друг с другом вражеских группировок.
Южнее Припятьских болот (группа армий «Юг» генерал-фельдмаршала фон Рундштедта) надлежит использовать быстрый прорыв мощных танковых сил из района Люблина в направлении на Киев с целью перерезать коммуникации войск противника, находящихся в Галиции и Западной Украине, которые связывают их с Днепром, овладеть переправами через Днепр у Киева и южнее его и тем самым обеспечить свободу маневра для последующего взаимодействия группы армий «Юг» с действующими в северной части России немецкими войсками или для решения новых задач на юге России.
Севернее Припятьских болот группа армий «Центр» (генерал-фельдмаршал фон Бок) вводом крупных подвижных сил из района Варшавы и Сувалок использует достигнутый прорыв в направлении Смоленска для поворота крупных подвижных сил на север, чтобы во взаимодействии с группой армий «Север» (генерал-фельдмаршал фон Лееб), действующей из Восточной Пруссии, выступить в общем направлении на Ленинград, уничтожить действующие в Прибалтике войска противника и в дальнейшем, соединившись с финскими и при благоприятных условиях с немецкими войсками, переброшенными сюда из Норвегии, окончательно ликвидировать последнюю возможность сопротивления вражеских войск в северной части России и тем самым обеспечить свободу маневра для решения последующих задач по взаимодействию с немецкими войсками, действующими на юге России.
При внезапном и полном провале вражеских попыток оказать сопротивление на севере России встанет вопрос о замене поворота войск на север немедленным ударом в направлении Москвы…
Задача армии «Норвегия». …Окружить по мере сил опорный пункт Мурманск (базу для наступательных действий сосредоточенных там воздушных, сухопутных и морских сил противника) и в дальнейшем при наличии достаточных сил овладеть им »[9].
Но начав войну Гитлер и немецкое верховное командование быстро поняли, что их планы начинают ломаться.
Операция «Барбаросса»: реальность
Эйке Миддельдорф в книге «Русская кампания: тактика и вооружение» пишет, что «по ряду важных вопросов боевой подготовки и вооружения русская пехота, особенно на начальном этапе войны, превосходила немецкую. В частности, русские превосходили немцев в искусстве ведения ночного боя, боя в лесистой и болотистой местности и боя зимой, в подготовке снайперов и инженерном оборудовании позиций, а также в оснащении пехоты автоматами и минометами[10]. (Убедившись на собственном опыте в высокой эффективности советских 120-мм. минометов, немцы, на основе захваченной в Харькове документации разработали и приняли в 1943 г. на вооружение 120-мм миномет).
И дополняя характеристика русской пехоты Миддельдорф говорит, что она показала большое умение окапываться, оборонять населенные пункты, проводить атаки ночью и хорошо маскироваться даже на сравнительно открытой местности, что позволяло русским оставаться незаметными даже тогда, когда немецкие разведчики находились непосредственно перед окопами. Это во многих случаях делало немецкую разведку безуспешной[11].
Наиболее сильной стороной русской армии Миддельдорф называет оборону. Русские обладали замечательной способностью в короткие сроки создавать малоуязвимые позиции. (Зачастую даже мощные огневые налеты по району цели не гарантировали попадания в малоразмерную цель). Одна из причин этого заложена в самом национальном характере русских. Способность русского солдата все перетерпеть, все вынести и умереть в своей стрелковой ячейке является важной предпосылкой для упорной и ожесточенной обороны[12].
И как показало развитие событий, тактика, рассчитанная на захват территории, в Русской кампании в большинстве случаев оказывалась непригодной. Русские войска обладали высокой способностью передвигаться вне дорог, по любой местности. Они могли днями обходиться без снабжения и вести бои за каждый метр территории, несмотря на далеко прорвавшиеся немецкие танки[13]. «Если летом и осенью 1941 г. немцам в ходе преследования удавалось окружать и уничтожать русские войска, которые не имели боевого опыта и тактически были слабо подготовлены, то бои в начале зимы 1941 г. показали, что русские уже овладели методами ведения обороны. Они поняли, что в первую очередь необходимо сковать вырвавшиеся вперед танки, затем обрушиться всей массой своих танков на пехоту, не имевшую почти никаких противотанковых средств, отсечь ее от танков и нанести ей максимальные потери[14]. Русское командование сумело быстро оценить опыт, полученный на первом этапе войны, и усвоило особенности ведения наступательных действий немецкой армией[15]. В русской армии управление войсками, построение боевых порядков и использование соединений, частей и подразделений, а также постановка им боевых задач были направлены на то, чтобы ввести противника в заблуждение, заманить его в ловушку и нанести внезапный удар. Постоянно проводимая маскировка, строгое соблюдение тайны, распространение ложных слухов, систематическое применение ложных позиций – все это характеризовало русские приемы ведения боевых действий [16]. Русские умело использовали зимние условия и именно зимой начинали свои наиболее результативные наступательные операции»[17].
Другой немецкий военачальник, Курт Типпельскирх, говорил о начальном периоде войны: «Войска противника под командованием маршала Ворошилова с самого начала имели глубоко эшелонированное расположение… Очевидно, противник был осведомлен о большом сосредоточении немецких соединений в Восточной Пруссии. К этому следует добавить, что Прибалтийские страны рассматривались русскими только как политически ненадежное предполье, в котором они не предполагали вести решительной обороны. В такой обстановке охват противника с юга и уничтожение его прежде, чем ему удастся отойти, можно было осуществить только при исключительно благоприятных обстоятельствах… Однако уничтожение крупных сил противника, как это намечалось… не было осуществлено… Успехи, достигнутые на полях сражении, были не так велики. Правда, группа армий “Центр” одержала почти сверх ожидания большую двойную победу, но две другие группы армий только гнали противника впереди себя… Уничтожить [русскую авиацию – Р. А.], как это удалось сделать с авиацией противника в Польше и во Франции, немецкая авиация не сумела… Убедительным было упорство противника; поражало количество танков, участвовавших в его контратаках. Это был противник со стальной волей, который безжалостно, но и не без знания оперативного искусства бросал свои войска в бой. Для серьезных опасений не было никаких оснований, однако уже было ясно одно: здесь не могло быть и речи о том, чтобы быстрыми ударами “разрушить карточный домик”. Эта кампания не будет проходить так же планомерно, как прежние»[18].
Генерал-полковник Герман Гот, командовавший в 1941 г. 3-й танковой группой немцев говорил: «Если в центре разгром находившихся в Белоруссии войск противника удался неожиданно быстро и полно, то на других направлениях успехи были не столь велики. Например, не удалось отбросить на юг противника, действовавшего южнее Припяти и западнее Днепра. Попытка сбросить прибалтийскую группировку в море также не увенчалась успехом. Таким образом, оба фланга группы армий «Центр» при продвижении на Москву подверглись опасности оказаться под ударами, на юге эта опасность уже давала о себе знать… Противник ни на одном из фронтов не только не проявлял никакого желания избежать сражения, но, наоборот, стремился к тому, чтобы повсюду упорным сопротивлением и мощными контрударами остановить наступающие немецкие войска. Русское командование, как предполагало ОКХ, стремилось заставить немецкие войска остановить свое продвижение и перейти к позиционной войне»[19].
Фон Бутлар в очерке «Война в России» опубликованном в книге «Мировая война 1939-1945 годы» говорил о первом месяце войны: «Критически оценивая сегодня пограничные сражения в России, можно прийти к выводу, что только группа армий «Центр» смогла добиться таких успехов, которые даже с оперативной точки зрения представляются большими. Лишь на этом направлении немцам удалось разгромить действительно крупные силы противника и выйти на оперативный простор. На других участках фронта русские повсюду терпели поражение, но ни окружить крупных сил противника, ни обеспечить для моторизованных соединений достаточной свободы маневра немцы не сумели. Группы армий «Север» и «Юг» продвигались, как правило, тесня искусно применявшего маневренную оборону противника, и на их фронтах даже не наметилось никаких возможностей для нанесения решающих ударов»[20].
Немецкие войска оказались неспособными осуществить план «Барбаросса». Ведь Гитлер, при его разработке указывал, что: «Ведя наступление против русской армии, не следует теснить ее перед собой, так как это опасно. С самого начала наше наступление должно быть таким, чтобы раздробить русскую армию на отдельные группы и задушить их в «мешках». Группировка наших войск в исходном положении должна быть такой, чтобы они смогли осуществить широкие охватывающие операции.
Если русские понесут поражения в результате ряда наших ударов, то начиная с определенного момента, как это было в Польше, из строя выйдут транспорт, связь и тому подобное и наступит полная дезорганизация» [21].
Обсуждая со своими генералами план «Барбаросса» Гитлер говорил, что перед вермахтом стоит задача «Уничтожить крупные части противника, а не заставить его бежать. Это будет достигнуто, если мы самыми крупными силами овладеем флангами, при этом, приостановив атаку в центре, а затем, действуя с флангов, заставим противника отдать нам и центр»[22]. Но получилось наоборот. Немцы смогли продвинуться в центре, но не смогли овладеть флангами. В дневнике Ф. Гальдера содержатся свидетельства этого. 26 июня Гальдер записал: «Группа армий «Юг» медленно продвигается вперед, к сожалению неся значительные потери. У противника, действующего против группы армий «Юг», отмечается твердое и энергичное руководство. Противник все время подтягивает из глубины новые свежие силы против нашего танкового клина»[23]. 29 июня: «Генерал-инспектор пехоты Отт доложил о своих впечатлениях о бое в районе Гродно. Упорное сопротивление русских заставляет нас вести бой по всем правилам наших боевых уставов. В Польше и на Западе мы могли позволить себе известные вольности и отступления от уставных принципов; теперь это уже недопустимо»[24]. 30 июня: «На фронте группы армий «Юг», несмотря на отдельные трудности местного значения, бои развиваются успешно. Наши войска шаг за шагом теснят противника»[25].
«Генерал-майор Хубе, командир 16-й танковой дивизии, описывая то, как развивалось наступление на юге, использовал выражение «медленно, но верно». Однако «медленно, но верно» не вписывалось в рамки операции «Барбаросса». Войска Кирпоноса в Галиции и на западе Украины надлежало окружить и уничтожить в результате быстрого и сокрушительного удара»[26]. Тем не менее «наступление 11-й армии набирало обороты. Немцы держали курс на северо-восток, к Днестру. Но дела пошли по незапланированному сценарию. Шоберт (генерал-полковник, командующий 11-й армии) не смог загнать отступающего неприятеля в приготовленную для него ловушку, немцам удавалось лишь медленно оттеснять ожесточенно сопротивляющегося врага. После десяти дней яростных боев танковые дивизии Рундштедта смогли продвинуться на территорию противника только на 100 км. Им приходилось сражаться с превосходящими силами врага, постоянно отражать контратаки со всех сторон и защищаться от нападений справа, слева, с фронта и с тыла. Крупные силы противника организовали упорную, но вместе с тем и подвижную оборону. Генерал-полковнику Кирпоносу удалось ускользнуть из приготовленной ему немцами к северу от Днестра ловушки, не позволить прорвать фронт и отвести свои сохранившие боеспособность соединения к хорошо укрепленной линии Сталина по обе стороны от Могилева. Рундштедт, таким образом, не сумел осуществить запланированного широкомасштабного прорыва. График наступления группы армий «Юг» оказался сорванным»[27].
В итоге на юго-западном направлении до августа немцы не смогли окружить и уничтожить в «мешке» ни одной советской дивизии. Все окруженные выходили к своим. Это отмечают в своих мемуарах немецкие генералы. Например, начальник штаба 4-й армии генерал Гюнтер Блюментрит говорит: «Поведение русских войск даже в первых боях находилось в поразительном контрасте с поведением поляков и западных союзников при поражении. Даже в окружении русские продолжали упорные бои. Помогала им огромная территория страны с лесами и болотами. Немецких войск не хватало, чтобы повсюду создавать такое же плотное кольцо вокруг русских войск, как в районе Белостока – Слонима. Наши моторизованные войска вели бои вдоль дорог или вблизи от них. А там, где дорог не было, русские в большинстве случаев оставались недосягаемыми. Вот почему русские зачастую выходили из окружения. Целыми колоннами их войска ночью двигались по лесам на восток. Они всегда пытались прорваться на восток, поэтому в восточную часть кольца окружения обычно высылались наиболее боеспособные войска, как правило, танковые. И все-таки наше окружение русских редко бывало успешным.
В боевых действиях, рассчитанных на окружение крупных сил противника, мы захватили много пленных и большие трофеи. И все-таки результаты были не такими значительными, как это могло бы показаться на первый взгляд… Когда мы вплотную подошли к Москве… С удивлением и разочарованием мы обнаружили в октябре и начале ноября, что разгромленные русские войска вовсе не перестали существовать как военная сила[28]. [Так же в октябре, по признанию Мюллера-Гиллебранда, кроме постоянных больших потерь вермахт утратил значение ранее достигнутых успехов в войне против СССР – Р. А.][29]. В течение последних недель сопротивление противника усилилось, и напряжение боев с каждым днем возрастало…
Из остатков потрепанных в тяжелых боях армий, а также свежих частей и соединений русское командование сформировало новые сильные армии. В армию были призваны московские рабочие. Из Сибири прибывали новые армейские корпуса… Сталин со своим небольшим штабом оставался в столице, которую он твердо решил не сдавать. Все это было для нас полной неожиданностью. Мы не верили, что обстановка могла так сильно измениться после наших решающих побед, когда столица, казалось, почти была в наших руках.
Нам противостояла армия, по своим боевым качествам намного превосходившая все другие армии, с которыми нам когда-либо приходилось встречаться на поле боя.
Ожесточенные боевые действия на подступах к Москве, … чуть было не привели к распаду большей части немецкого фронта»[30]. Тем более что по планам Гитлера Москва к тому времени должна была быть уже разрушена с воздуха. Об этом он заявил еще 8 июля на совещании в ставке. Тогда он высказал непоколебимое решение силами авиации сровнять Москву и Ленинград с землей[31]. «И когда неделю спустя ничего подобного не произошло, он язвительно заметил Герингу: «Вы думаете в люфтваффе все же найдется хоть одна авиаэскадра, у которой хватит духу вылететь на Москву?»
Так вопрос о бомбардировке Москвы перешел в категорию престижных. В категорию досадной необходимости, которую решали кое-как, спустя рукава[32] …» Бомбардировки Москвы начались 22 июля. Однако достичь желаемых результатов немцы не смогли. Москва оказалась воздушной крепостью, защищенной ничуть не слабее Лондона во времена «блицкрига» в небе Англии[33]. Расшифровка аэрофотоснимков показала, что пилоты люфтваффе не замечали хорошо замаскированный Кремль и принимали за него ипподром, расположенный в 4,3 км. северо- западнее, который и бомбили[34]. Кроме того в налетах на Москву с каждым разом применялось все меньше и меньше самолетов. И чем ближе немцы подходили к Москве, тем менее активно они ее бомбили[35].
Пилоты люфтваффе не смогли и Ленинград «сравнять с землей». «Потому что подобный ад, который им устроили средства ленинградского ПВО, они не переживали даже над Лондоном. Воздух был наполнен раскаленным металлом осколков, в особенности над Кронштадской бухтой, где стоит на якоре советский флот»[36].
Позже, оценивая начало войны с Советским Союзом немецкие генералы отмечали, что приграничные сражения, несмотря на большие успехи немецких войск, отнюдь не повлекли за собой ожидаемого быстрого развала Красной Армии[37]. И уже 11 августа 1941 г. Гальдер в своем дневнике делает такие записи: «На всех участках фронта, где не ведется наступательных действий, войска измотаны. То, что мы сейчас предпринимаем, является последней и в то же время сомнительной попыткой предотвратить переход к позиционной войне. Командование обладает крайне ограниченными средствами… В сражение брошены наши последние силы… Общая обстановка все очевиднее и яснее показывает, что колосс-Россия … был нами недооценен»[38].
А еще через два месяца он записал: «Мы должны иметь в виду, что никому из противников не удастся окончательно уничтожить другого или решающим образом нанести ему поражение. Возможно, что война сместиться из плоскости военных успехов в плоскость способности выстоять в моральном и экономическом отношении… Противнику нанесен решающий удар… Но противник еще не уничтожен. Окончательно разгромить его в этом году мы не сможем, несмотря на немалые успехи наших войск»[39]. Некоторые немецкие офицеры (генерал-полковник Фромм) полагали, что Германии необходимо будет перемирие[40]. Тем более что маневренность и наступательная мощь немецких войск были исчерпаны. И сам Гальдер полагал, что верховное командование в такой ситуации может смело отдавать приказы на прекращение наступательных действий и переход к зиме[41].
Потери немецких войск
Если в начале Восточной кампании начальник генерального штаба Ф. Гальдер в своем дневнике писал, что «количество убитых и раненых остается в пределах допустимого»[42]. То чем больше шли бои, тем чаще он отмечал, что на том или ином участке фронта создалось критическое, напряженное или даже кризисное положение или, что немецкие войска ведут тяжелые бои и несут большие потери, которые невозможно было полностью и своевременно возмещать, так резервы оказались недостаточны[43]. Большие потери, которые ожидались лишь в начале кампании, остались почти на столь же высоком уровне и в летние месяцы. Немецкий генерал А. Филиппи уже после войны говорил, что русские в приграничных боях против группы армий «Юг» постоянно переходили «от обороны к контрударам и контратакам, в силу чего наши войска несли большие потери, достигавшие 200 чел. в сутки на дивизию»[44].
Только в ноябре 1941 г. потери снизились, да и то лишь временно. А своевременный подвоз пополнения из Германии был серьезно затруднен из-за все более увеличивающегося расстояния до линии фронта[45].
Большинство немецких дивизий на Восточном фронте вели ожесточенные бои. И до конца декабря 1941 г. в вермахте из строя вышло примерно 830 тыс. человек, хотя изначально начальником генштаба сухопутных войск предполагалось, что потери во всей Восточной кампании не превысят 475 тыс. чел.[46] Возместить эту убыль немцам удалось лишь на половину. Таким образом, некомплект действующей армии на Востоке составил около 400 тыс. человек. Это означало, что пехота в среднем потеряла около одной четверти своего первоначального состава [47], когда начались тяжелые зимние бои. Войскам Восточного фронта пришлось самостоятельно решать задачу пополнения. Они высвобождали солдат для фронта путем привлечения советских военнопленных и лиц гражданского населения в качестве вспомогательного персонала в тыловые части, где последние использовались ездовыми, рабочими на кухне, разнорабочими и т.п.[48] Но даже эта вынужденная мера не могла исправить положения. 6 ноября 1941 г. организационный отдел Генерального штаба сухопутных сил в представленной записке «Оценка боеспособности действующей сухопутной армии на Востоке» констатировал, что пехотные дивизии в среднем располагают 65 % своей первоначальной боеспособности, танковые – примерно 35 % [49]. А 19 ноября, готовясь к докладу Гитлеру, Ф. Гальдер оценил состояние дивизий на Восточном фронте как «крайне измотанное боями… укомплектованность войсковых частей – ниже средней, в особенности – танками!»[50] К концу ноября немецкие войска под Москвой «выдохлись»[51] и оказались «совершенно измотаны и неспособны к наступлению»[52].
Потери немецких сухопутных войск на Восточном фронте в 1941 г. (составлена по данным приводимым Ф. Гальдером)[53]
| с 22.06 по … | Ранено | Убито | Пропало без вести | Итого потеряно | Общие потери (без больных) | Средняя численность вермахта (млн. чел.) | % от средней численности | ||||
| офицеров | унтер-офицеров и рядовых | офицеров | унтер-офицеров и рядовых | офицеров | унтер-офицеров и рядовых | офицеров | унтер-офицеров и рядовых | ||||
| 30.07 | 7 964 | 224 364 | 3 292 | 64 778 | 315 | 17 670 | 11 571 | 306 812 | 318 383 | 3,35 | 9,5 |
| 26.08 [54] | 10 792 | 314 858 | 4 264 | 89 958 | 381 | 20 847 | 15 437 | 425 437 | 441 100 | 3,78 | 11,67 |
| 30.09 | 12 886 | 396 761 | 4 926 | 111 982 | 423 | 24 061 | 18 235 | 532 804 | 551 039 | 3,4 | 16,2 |
| 6.11 | 15 919 | 496 157 | 6 017 | 139 164 | 496 | 28 355 | 22 432 | 663 676 | 686 108 | 3,4 | 20,17 |
| 10.12 [55] | 18 220 | 561 575 | 6 827 | 155 972 | 562 | 31 922 | 25 609 | 749 469 | 775 078 | 3,2 | 24,22 |
| 31.12 | 19 016 | 602 292 | 7 120 | 166 602 | 619 | 35 254 | 26 755 | 804 148 | 830 903 | 3,2 | 25,96 |
Кроме больших людских потерь немецкие войска несли значительные потери в технике и сталкивались с различного рода материально-техническими трудностями. К началу кампании 1941 г. немецкое верховное командование не имело в своем распоряжении резерва танков. Снабжение войск бронетанковой техникой ограничивалось недостаточным ежемесячным производством бронетанковой техники, вследствие чего на каждую имевшуюся танковую дивизию в среднем в месяц поступало около 15 танков (в виде пополнения)[56]. И уже к началу сентября 1941 г. располагали следующим количеством боеспособных танков (данные в %): 1-я танковая группа – 53, 2-я – 25, 3-я – 41, 4-я – 70[57]. Но вследствие подвоза танков, моторов и запасных частей и благодаря работе ремонтно-восстановительных служб в войсках к началу октябрьского наступления группы армий «Центр» количество боеспособных танков в танковых группах увеличилось: в 1-й, 3-й и 4-й танковых группах – до 70-80 %, во 2-й – до 50 %[58].
В 1941 г. потери танковых войск в сравнении с достигнутыми успехами представлялись немецкому командованию весьма умеренными, поскольку удалось прорвать линию фронта на ряде участков и выйти на оперативный простор крупными моторизованными и танковыми соединениями.
С началом ведения боевых действий вермахт столкнулся с нехваткой различного рода технического имущества (например, понтонно-мостового и связи). А проблему нехватки автотранспорта оказалось невозможно сколько-нибудь удовлетворительно решить, из-за чего очень часто приходилось прибегать к конной тяге[59]. «Выход из строя колесных автомашин из- за тяжелых дорожных условий и незнания водителями театра войны был значительным. (В августе в ремонте находилось в среднем 24 % машин из состава автоколонн большой грузоподъемности, в середине ноября их стало 44 %. Из состава армейских колонн подвоза снабжения и малых автоколонн – 15 и 30 % соответственно)[60]. В середине ноября 1941 г. возникла необходимость экономного расходования автотранспорта путем заблаговременного проведения ряда организационных мероприятий, например: замена автомашин лошадьми, поскольку из общего числа 500 тыс. колесных автомашин, находившихся в составе сухопутных сил на Востоке безвозвратные потери составили 150 тыс., а 275 тыс. требовали ремонта[61]. О восполнении парка автомашин за счет текущего производства нельзя было и думать.
Не представлялось возможным также восполнить большие потери и в лошадях. Неизбежным стало ощутимое снижение маневроспособности войск и уменьшение транспортных возможностей служб снабжения и подвоза[62]. Это снижало боеспособность немецких войск.
Например, «летом и осенью 1941 г. две трети люфтваффе сражались в небе России… Как ни велик был успех на Восточном фронте, войсковое снабжение не поспевало покрывать колоссальные затраты материальной части. Численность авиаподразделений стремительно сокращалась. Главная цель – «скорый разгром России в результате молниеносно проведенной кампании» к началу осенней распутицы и морозов зимы-осени 1941-1942 гг. [так в тексте – Р.А.] – достигнута не была»[63].
По свидетельству немецкого летчика-истребителя Гюнтера Раля перед началом войны «сведения о советской истребительной авиации были очень смутными, а данные о типах и численности самолетов отсутствовали вовсе. Поэтому столкновение с советскими истребителями, имевшими огромное численное преимущество, явилось сюрпризом»[64]. По воспоминаниям Манфреда фон Коссарта, перед началом Восточной кампании летный состав Люфтваффе был проинструктирован о возможностях русской авиации. В частности было сказано, что советскую зенитную артиллерию и истребительные силы вряд ли стоит принимать во внимание[65]. Закономерным итогом такой недооценки врага стали большие потери Люфтваффе. В книге «Мировая война 1939-1945 годов» говорится «Потери немецкой авиации не были такими незначительными, как думали некоторые. За первые 14 дней боев было потеряно самолетов даже больше, чем в любой из последующих таких же отрезков времени. С 22 июня по 5 июля немецкие ВВС потеряли 807 самолетов всех типов, а за период с 6 по 19 июля – 477»[66].
«Немецкие командиры сходятся в одном: все они были удивлены эффективностью вражеской зенитной артиллерии, поскольку немецкое командование представляло ее устаревшей и вряд ли опасной. Они так же почти единодушны и в том, что оборонительный огонь из легкого оружия, в частности огонь пехоты, был очень опасным и привел к большим потерям с немецкой стороны»[67]. Майор фон Коссарт, командир звена 3-й группы бомбардировочной эскадры «Гинденбург» действовавшей на северном участке советско-германского фронта «приводит причины гибели немецких самолетов в следующем порядке: огонь зенитной артиллерии, ответный огонь пехоты и атаки истребителей».[68]
В первые дни войны советские средства ПВО оказались весьма эффективными в борьбе с низколетящими бомбардировщиками, из-за чего немецким самолетам пришлось «забираться повыше»[69].
Причины краха плана «Барбаросса»
О боевой мощи русской армии немецкий генштаб не имел точных данных. Те из немецких офицеров, которые воевали в России во время Первой мировой войны, считали, что она велика, а те, кто не знал нового противника, склонны были недооценивать ее[70].
Многие политические и военные руководители Германии «сильно недооценивали нового противника. Это произошло отчасти потому, что они не знали ни русского народа, ни тем более русского солдата»[71].
В то же время советская контрразведка оказалась очень эффективной. СССР настолько хорошо охранял свои военные и промышленные секреты, что немецкие генералы прямо говорят об этом в своих мемуарах. «Нам было очень трудно составить ясное представление об оснащении Красной Армии. Русские принимали тщательные и эффективные меры безопасности. Гитлер отказывался верить, что советское промышленное производство может быть равным немецкому. У нас было мало сведений относительно русских танков. Мы понятия не имели о том, сколько танков в месяц способна произвести русская промышленность»[72]. Например, Гейнц Гудериан в своих воспоминаниях говорит, что к моменту нападения на СССР производство танков в Германии достигало 1000 машин в год. И по его мнению это была небольшая цифра в сравнении с тем количеством танков, которое ежегодно производившихся в Советском Союзе. Но сказать даже приблизительно сколько их производилось в СССР он не мог[73].
Немецкой разведке было очень трудно достать даже карты советской территории[74], так как русские держали их под большим секретом. Те карты, которыми располагали немцы, зачастую были неправильными и вводили их в заблуждение[75]. Автор сам видел в музее в г. Харькове немецкую карту этого города, которой они пользовались в 1941 г. Карта была выпущена в середине 30-х годов. То есть была на момент начала войны сильно устаревшей.
Объяснялась такая ситуация достаточно просто. «Возможность сбора информации в России сильно ограничивалась тем, что страна полностью отгородилась от остального мира. Ситуация осложнялась еще и беспомощностью немецкой разведки, до 1935 г. находившейся в стадии становления и до 1938 г. не предпринимавшей особых шагов против России. После заключения советско-германского договора о дружбе 1939 г. по указанию Гитлера верховное командование вооруженных сил Германии издало декрет, категорически запрещавший сбор разведданных о Советском Союзе… Деятельность разведки возобновилась только в середине 1940 г., когда уже было потеряно много драгоценного времени»[76].
И закономерным итого стало начавшееся 6 декабря отступление под Москвой, которое распространилось затем и на другие участки Восточного фронта, что означало для немецкого верховного командования, гораздо больше, чем просто чувствительное поражение.
В такой обстановке, осуществляя ограниченное отступление при одновременной перегруппировке сил, немецкое командование не могло больше рассчитывать на возвращение инициативы в свои руки. «При недостаточной связи между фронтом и Германией перед сухопутными силами неожиданно встала задача продолжать вести зимнюю войну в тяжелейших, непривычных для войск климатических условиях. Ожидались новые большие потери. Наиболее тяжелым последствием, однако, явилось то, что инициатива перешла к противнику, который вновь обрел в привычных для него условиях своей страны поколебленную ранее уверенность в своих силах и мог теперь решать, когда и где путем наступательных действий навязать свою волю немцам»[77].
Поражение под Москвой побудило Гитлера провести ряд кадровых замен в высшем немецком командовании и среди командующих войсками на Восточном фронте. Генерал-фельдмаршал Г. Рундштедт был отстранен от командования после отступления из Ростова. После поражения под Москвой фельдмаршала фон Бока заменил фельдмаршал фон Клюге. Генерал Гудериан был отстранен от командования за отдачу приказа к отступлению без разрешения высшего командования. А генералов Гепнера и Шпонека по той же причине лишили воинских званий и запретили носить военную форму. Кроме этого Шпонека еще и приговорили к смертной казни. Был освобожден от своей должности главнокомандующий сухопутных войск фельдмаршал фон Браухич. Всего же Гитлер в начале зимы 1941-1942 гг. снял с высших командных должностей 185 генералов[78], а себя объявил главнокомандующим сухопутными войсками.
Декабрьское контрнаступление Красной Армии под Москвой было поворотным пунктом в Восточной кампании – надежды вывести Россию из войны в 1941 г. провалились в самую последнюю минуту[79]. Теперь даже в ставке Гитлера вдруг поняли, что война в России, по сути дела, только начинается[80].
Из сказанного выше мы видим, что план «Барбаросса», по свидетельствам самих же немецких офицеров, оказался неосуществимым. Причина этого – переоценка собственных возможностей и отсутствие достоверной информации о противнике. По этому с самого начала Восточной кампании боевые действия стали развиваться не так, как хотелось бы немецкому командованию. Но взять ситуацию под свой контроль оно не смогло, что и предопределило неудачи немецких войск в 1941 г. и последующий разгром Германии.
г. Барнаул
Автор: военный историк Александр Рыбаков
[1] Шелленберг В. Лабиринт. Мемуары гитлеровского разведчика. Пер. с англ. М.: СП Дом Бируни, 1991. С. 188. [2] Шелленберг В. Ук. соч. С. 189. [3] Блюментрит Г. Московская битва // Роковые решения вермахта. Смоленск: Русич, 2001. С. 107. [4] Шелленберг В. Ук. соч. С. 192; 189. [5] Гальдер Ф. Военный дневник. Т. 2. М.: Воениздат, 1969. С. 409. [6] Шелленберг В. Ук. соч. С. 190. [7] См.: Дашичев В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. В 2 тт. М.: Наука, 1973. [8] Подробнее об этом см.: Дашичев В.И. Ук. соч. [9] Гальдер Ф. Ук. соч. Т. 2. С. 585; 586; 590-591. [10] Миддельдорф Э. Русская кампания: тактика и вооружение. М.: АСТ; СПб.: Полигон, 2002. С. 11. [11] Миддельдорф Э. Ук. соч. С. 17; 101; 151. [12] Миддельдорф Э. Ук. соч. С. 156; 201; 208; 215; 223. [13] Миддельдорф Э. Ук. соч. С. 223-224. [14] Миддельдорф Э. Ук. соч. С. 224. [15] Миддельдорф Э. Ук. соч. С. 227; 436. [16] Миддельдорф Э. Ук. соч. С. 437. [17] Миддельдорф Э. Ук. соч. С. 395. [18] Типпельскирх К. История Второй мировой войны. СПб.: Полигон; М.: АСТ,1999. С. 246- 248. [19] Гот Г. Танковые операции. М.: Воениздат, 1961.С. 127. [20] Фон Бутлар. Война в России // Мировая война. 1939-1945: Сб. статей / Пер. с нем. М., 1957. [21] Гальдер Ф. Ук. соч. Т. 2. С. 282. [22] Из записи обсуждения плана «Барбаросса» с участием Гитлера 3 февраля 1941 г. // Вторая мировая война: Два взгляда. М.: Мысль, 1995. [23] Гальдер Ф. Ук. соч. Т. 3, кн. 1. С. 47. [24] Гальдер Ф. Ук. соч. Т. 3, кн. 1. С. 60. [25] Гальдер Ф. Ук. соч. Т. 3, кн. 1. С. 64. [26] Карель П. Восточный фронт. Кн. 1. Гитлер идет на Восток. 1941-1943. М.: Изографус; Эксмо, 2004. С. 30. [27] Карель П. Ук. соч. С. 31. [28] Однако фельдмаршал Вильгельм Кейтель в «интервью» советской разведке высказал отличную точку зрения говорил: «По докладу наших разведывательных органов, а также по общей оценке всех командующих и руководящих лиц генштаба, положение Красной Армии к октябрю 1941 года представлялось следующим образом: в сражении на границах Советского Союза были разбиты главные силы Красной Армии; в основных сражениях в Белоруссии и на Украине немецкие войска разгромили и уничтожили основные резервы Красной армии; Красная Армия более не располагает оперативными и стратегическими резервами, которые могли бы оказать серьезное сопротивление дальнейшему наступлению всех трех групп армий» (Йолтуховский В. «Интервью» Кейтеля советской разведке // Нева, 1990, № 5. С.197). [29] Мюллер-Гиллебранд Б. Сухопутная армия Германии 1933-1945 гг. М.: Изографус, Эксмо, 2002. С. 287. [30] Блюментрит Г. Ук. соч. С. 86; 88-109. [31] Гальдер Ф. Ук. соч. Т. 3, кн. 1. С. 101. [32] Беккер К. Люфтваффе: рабочая высота 4000 метров. Смоленск: Русич, 2004. С. 379. [33] Беккер К. Ук. соч. С. 380. [34] Карель П. Ук. соч. Подпись под фотографией на вклейке. [35] В первом налете участвовало 127 самолетов, во втором – 115, в третьем – 100, затем их количество сокращается до 50, до 30, до 15. И в 59 из 76 ночных налетов на Москву, предпринятых люфтваффе в 1941 г. участвовало от 3 до 10 бомбардировщиков. (Беккер К. Ук. соч. С. 380-381). [36] Беккер К. Ук. соч. С. 381. [37] Мюллер-Гиллебранд Б. Ук. соч. С. 287. [38] Гальдер Ф. Ук. соч. Т. 3, кн. 1. С. 263-264. [39] Гальдер Ф. Ук. соч. Т. 3, кн. 2. С. 67. [40] Гальдер Ф. Ук. соч. Т. 3, кн. 2. С. 70-71. [41] Гальдер Ф. Ук. соч. Т. 3, кн. 2. С. 81. [42] Гальдер Ф. Ук. соч. Т. 3, кн. 1. С. 36. [43] Гальдер Ф. Ук. соч. Т. 3. [44] Цит. по: Былинин С. Танковое сражение под Бродами – Ровно 1941 г. М.: Экспринт, 2004. С. 26. [45] Мюллер-Гиллебранд Б. Ук. соч. С. 284. [46] Гальдер Ф. Ук. соч. Т. 2. С. 536; 578. [47] Блюментрит Г. Ук. соч. С. 96; 115; 117. Гальдер 30 ноября записал: «Некомплект на Восточном фронте составляет 340 000 человек, то есть половину боевого состава пехоты. Сейчас роты в среднем имеют по 50-60 человек». (Гальдер Ф. Ук. соч. Т. 3, кн. 2. С. 85). [48] Мюллер-Гиллебранд Б. Ук. соч. С. 285. [49] Мюллер-Гиллебранд Б. Ук. соч. С. 289. [50] Гальдер Ф. Ук. соч. Т. 3, кн. 2. С. 55. [51] Гальдер Ф. Ук. соч. Т. 3, кн. 2. С. 61. [52] Гальдер Ф. Ук. соч. Т. 3, кн. 2. С. 64. [53] Гальдер Ф. Ук. соч. Т. 3, кн. 1. С. 282-283; 336; Ук. соч. Т. 3, кн. 2. С. 14; 41; 120; 161. [54] Некомплект личного состава на конец августа составлял: в 14 дивизиях – свыше 4 000 человек, в 40 – свыше 3 000 человек, в 30 – свыше 2 000 человек и в 58 – несколько менее 2 000 человек (Мюллер-Гиллебранд Б. Ук. соч. С. 284). [55] Выступая перед рейхстагом 11 декабря 1941 г. А. Гитлер упомянул и о результатах боев на Восточном фронте: «С 22 июня по 1 декабря германская армия потеряла в этой героической борьбе: 158 773 человека убитыми, 563 082 ранеными и 31 191 пропавшими без вести. Потери военно-воздушных сил: 3 231 убито, 8 453 ранено и 2 028 пропало без вести. Флот: 310 убито, 232 ранено и 115 пропало без вести. В целом для германских вооружённых сил: 162 314 убитых, 571 767 раненых и 33 334 пропавших без вести» (Из речи Гитлера в рейхстаге 11 декабря 1941 г. // Вторая мировая война: Два взгляда. М.: Мысль, 1995.) [56] Мюллер-Гиллебранд Б. Ук. соч. С. 720. [57] Мюллер-Гиллебранд Б. Ук. соч. С. 285. [58] Гальдер Ф. Ук. соч. Т. 3, кн. 2. С. 7. [59] Мюллер-Гиллебранд Б. Ук. соч. С. 266. [60] Гальдер Ф. Ук. соч. Т. 3, кн. 2. С. 51. [61] Гальдер Ф. Ук. соч. Т. 3, кн. 2. С. 51-52; 56-57. [62] Мюллер-Гиллебранд Б. Ук. соч. С. 286-287. [63] Беккер К. Ук. соч. С. 397-398. [64] Швабедиссен В. Сталинские соколы: Анализ действий советской авиации в 1941-1945 гг. Мн.: Харвест, 2002. С. 40. [65] Швабедиссен В. Ук. соч. С. 40. [66] Швабедиссен В. Ук. соч. С. 472. [67] Швабедиссен В. Ук. соч. С. 49. [68] Швабедиссен В. Ук. соч. С. 50. [69] Беккер К. Ук. соч. С. 372. [70] Блюментрит Г. Ук. соч. С. 71. [71] Блюментрит Г. Ук. соч. С. 58. [72] Гудериан Г. Воспоминания солдата. Пер. с нем. Ростов н/Д.: Феникс, 1998. С. 118. [73] Гудериан Г. Ук. соч. С. 118. [74] Например, Гальдер 12 февраля 1941 г. отмечает: «Трудности с картами России. В особенности плохи тактические карты масштаба 1:100 000». Гальдер Ф. Ук. соч. Т. 2. С. 360. [75] Г. Гудериан писал: «Дорога Глинка, Климятино, обозначенная на наших картах как «хорошая», в действительности совсем не существовала» (Гудериан Г. Ук. соч. С. 161). [76] Швабедиссен В. Ук. соч. С. 11. [77] Мюллер-Гиллебранд Б. Ук. соч. С. 291-292. [78] Гальдер Ф. Ук. соч. Т. 3, кн. 2. С. 154. [79] Блюментрит Г. Ук. соч. С. 104-105. [80] Блюментрит Г. Ук. соч. С. 107.{loadposition zakladki}
{loadposition yandex}
{loadposition diradv1}